Как устоявшиеся в медицинском учреждении отношения власти меняются и воспроизводятся в чрезвычайных условиях пандемии? С какими трудностями сталкиваются врачи, санитары и медсестры, работающие в ковидном госпитале? Как строится их общение друг с другом? И как социолог может быть им полезен?

Иллюстрации — Вика Шибаева.

Текст подготовлен и опубликован в рамках специального проекта сигмы и фонда им. Генриха Бёлля, посвященного поиску нового знания о России. Манифест «Карты» можно прочитать по ссылке. Мы открыты к сотрудничеству. Если вы хотите рассказать об исследовании, которое проводите сами или ваши подруги, друзья, знакомые и коллеги, пишите на редакционную почту hi@syg.ma.

Вы записались волонтером в ковидный госпиталь и вели этнографическое наблюдение в красной зоне. Как появилась идея этого исследования?

Я участвовала в исследовательском проекте Европейского университета в Санкт-Петербурге «Медицина и профессионалы в условиях эпидемии COVID-19» — мы изучали, как российское здравоохранение менялось во время пандемии. В марте 2020 года, когда пандемия уже началась и уже вводились ограничения, мы, сотрудники и студенты гендерной программы ЕУ, встретились с нашим коллегой, врачом Сергеем Ануфриевым. Он говорил, что наступает важный момент трансформации и нам надо делать исследование. Тогда мы решили взять серию интервью у медработников, стали прописывать дизайн исследования, вопросы. Пока готовили проект, я увидела объявление о наборе волонтеров в ковидный госпиталь. Захотелось посмотреть самой, как это все работает, так что я заполнила анкету. На следующий день позвонили из клиники: «Приходите, берем, нам очень нужны люди». Потом был разговор с моей научной руководительницей Анной Темкиной: я могла просто не успеть защитить свое основное исследование из–за плотного графика работы, но все же она согласилась, признавшись, что понимает и разделяет мое желание посмотреть на медицинскую среду изнутри. Я решила, что раз уж иду в госпиталь, то буду вести дневник о своей работе. То есть коллективный проект и мое этнографическое описание конкретного учреждения — это удачное совпадение. Первое интервью в этом проекте — там их было около 60 на всю команду — я брала, уже работая в госпитале.

Расскажите о вашей работе там. Вы изучали взаимодействие друг с другом сразу нескольких категорий людей — врачей, санитаров, медсестер, волонтеров. Задача заключалась в том, чтобы описать отношения этих групп и их изменения в условиях мобилизации?

Верно. Мой метод — это критическая этнография. Меня, как феминистскую исследовательницу особенно интересовали неравенства. В этом смысле исследования медицинской профессии — это идеальный кейс, потому что иерархия в таких коллективах очень строгая и я смогла посмотреть на то, как сложившиеся иерархии воспроизводятся и меняются в чрезвычайных условиях пандемии.

Как правило, качественные исследования здравоохранения проводятся на материалах интервью с врачами, а не с медсестрами или санитарками (санитарки вообще редко рассматриваются как медицинский персонал, потому что, по нормативам, не должны иметь специального медицинского образования). Мое исследование, напротив, было сосредоточено именно на представителях младшего медицинского персонала — людях, голоса которых обычно не слышны. Часто на эти позиции попадают наименее привилегированные участники рынка труда, например женщины предпенсионного или пенсионного возраста.

Главный мотив моего четырехмесячного путешествия — балансирование между ролью исследователя, который занимается критической этнографией, и ролью волонтера / сестры-хозяйки / санитарки / медицинского регистратора. Зачастую то, что надлежит делать санитару или медсестре, кажется очень проблематичным с точки зрения критического исследователя. Иногда я обнаруживала, что оказываюсь агентом биовласти, которым, конечно, никогда бы не хотела быть, но как у медработника у меня не было выбора. Мне было неловко без предупреждения или получения согласия вторгаться в личное пространство пациентов, однако получить согласие или сообщить о том, что предстоит сделать, сложно, когда перед тобой пациент с ментальными особенностями, с деменцией, с нарушениями речи и слуха. В таких случаях очень пригодились бы инструкции о способах альтернативной коммуникации с особенными пациентами.

То есть это в значительной степени автоэтнография?

Да. Но это автоэтнография критического этнографа. Особенности критической этнографии — фокус на неравенствах и иерархиях, на том, как воспроизводятся, проговариваются и отражаются на участниках наблюдаемого сообщества отношения власти. В больнице они многоуровневые и очень сложные. Прежде всего, есть вертикальная иерархия должностей — начиная от начмеда и главного врача госпиталя и заканчивая людьми на самых низовых позициях, места, имена и роль которых часто вообще не проговариваются. Но это только самая очевидная вертикаль власти — есть еще много других. Госпиталь состоит из множества небольших организаций. Это, например, терапевтическое, реанимационное, приемное отделения, лаборатории, вспомогательные службы, отделы управления. Это огромный, сложно устроенный организм, в котором все взаимосвязано.

Власть характеризует и отношения между пациентами и медицинскими сотрудниками. В моем случае они стали еще более необычными. Специфика первой волны в том, что среди заболевших было очень много медиков. Участковые терапевты, медсестры, фельдшеры заражались первыми, потому что чаще всех контактировали с больными людьми. Таким образом, люди, которые привыкли лечить , теперь сами оказались заперты в палатах. В книге, которую я сейчас пишу для фонда «Хамовники» на материале этого исследования, множественные и разветвленные отношения власти станут осью повествования.

Полностью здесь.