Основные результаты за период.

Удалось фиксировать социальную структуру всех детально обследованных сообществ. 

Стоит отметить, что в ходе этапа впервые было посещено и обследовано самоизолирующееся сообщество, находящееся в то же время и в пространственной изоляции (экопоселение Александровка-Отрадное). Как уже отмечалось в отчёте по второму этапу, явление это в силу ряда причин достаточно редкое. В первую очередь это связано с неготовностью самоизолирующихся сообществ к автономии и полноценной изоляции от города, магазинов и проч. 

Что касается конкретных полученных результатов, то наиболее значимыми представляются следующие: 

В Александровке-Отрадном, как и в Миродолье, возник раскол сообщества, связанный с наличием юридического лица. Многие, считая такую организационную структуру вредной, вышли из его состава (обычно это некоммерческое партнёрство). Модель управления (или самоуправления) поселением часто вызывает споры и даже конфликты среди поселенцев. Многие стремятся к вечевому самоуправлению, на котором все решения должны приниматься единогласно, но ни одно из обследованных поселений этого в полной мере не достигло. Хотя в Милёнках, например, новый человек принимается в сообщество лишь в том случае, если все, присутствующие на собрании, проголосовали «за».

Пространственная изоляция ведёт не только к принципиально иному подходу к выбору личного транспорта, но и к иному обустройству хозяйств и жилища. В Гридино, например, где люди, во многом, живут охотой и, особенно, рыбалкой, в каждом доме есть так называемые лари, то есть огромные промышленные морозильники, в которых круглый хранятся дичь и рыба. Таких ларей в одном домохозяйстве может быть до 5-6 штук. Их количество, объём и качество прямо говорят о благосостоянии семьи. 

Пространственная изоляция очевидным образом влияет на рацион людей. Уменьшается доля магазинных продуктов (особенно скоропортящихся и продуктов не первой необходимости). Большую роль играют растениеводство, собирательство, рыбалка и охота. Регулярно и в больших количествах потребляются экзотические для городского человека яйца диких птиц, лосятина, кабанятина, оленина, морошка и проч. В поморских деревнях велико потребление самой разнообразной рыбы вплоть, например, до деликатесных пинагорий (или пинагоров), которых вообще не бывает в продаже практически нигде, что связано с тем, что они плохо переносят транспортировку и должны быть съедены в ближайшее время после вылова. 

Из всех посещённых пространственно изолированных населённых пунктов самым живым является Краснощелье. Интересно, что оно же находится в наибольшей изоляции. Сухопутного и водного пути с большой земли до Краснощелья нет. Зимой до него можно доехать на снегоходе или тракторе, а летом – только на вертолёте, который летает раз в неделю от районного центра (с. Ловозеро) и, соответственно, ближайшей дороги Краснощелье удалено почти на 120 километров. Численность населения Краснощелья после распада СССР упала незначительно (в средней полосе, например, это был бы небывалый случай), у большинства людей по-прежнему есть работа по месту жительства, здесь есть молодёжь и дети, сюда продолжают переезжать с большой земли. 

Ключевой фигурой для Краснощелья является богатый житель Мурманска, являющийся председателем и спонсором местного оленеводческого колхоза (СХПК ОПХ МНС «Оленевод»). В своё время он работал управляющим отделения этого колхоза в небольшой деревне Сосновка на берегу Белого моря, удалённой от Краснощелья ещё на 180 километров по воздуху. За ближайшие 5 лет он надеется сделать СХПК прибыльным, а зарплату оленеводов довести до 40 тысяч рублей. Несмотря на формально кооперативную форму собственности, он надеется часть прибыли оставлять себе. Таким образом, сегодня Краснощелье похоже на классическое дореволюционное поместье богатого городского помещика с той лишь разницей, что у помещика нет своей усадьбы, и ему пока не удаётся кормиться со своих владений. 

Несмотря на важность фигуры председателя СХПК, большую роль в Краснощелье играет самоорганизация. Многие задачи, в том числе и глобальные (например, организация зимнего снегоходного пути до Ловозера), решаются жителями села сообща, без какого-либо принуждения. 

Если председатель СХПК прекратит спонсирование оленеводческого хозяйства, для Краснощелья настанут непростые времена, но уровень самоорганизации и степень автономности домохозяйств позволяют предположить, что село в такой ситуации не вымрет. Тем более что оно держалось и до появления спонсора. 

Пространственно изолированные сообщества, как правило, не считают изоляцию своей бедой. Напротив, они её воспринимают, как благо. Они убеждены, что появление хорошей дороги привело бы к тому, что к ним массово стали бы приезжать люди со стороны, которые бы нарушили их покой, переловили рыбу, перебили дичь, понастроили бы турбаз и проч. Краснощелью, например, область предлагала строить дорогу, но на общем сходе жители села отказались, что городскому человеку может показаться абсурдным. Интересно, что за дорогу выступали преимущественно не уроженцы села, а те, кто переехал туда относительно недавно. В других изолированных населённых пунктах я также задавал вопрос о желанности нормальной дороги. В подавляющем большинстве случаев мне отвечали, что дорога не нужна и вредна. 

Оказавшись на Мезени, мне поначалу показалось, что там не работает правило о положительном влиянии изоляции на жизнеспособность сельского населённого пункта (мезенские деревни живы, но «съёжились» с момента распада СССР весьма значительно). Но первое впечатление оказалось ошибочным. Деревня Родома, например, является самой труднодоступной из всех архангельских деревень на Мезени. На момент написания отчёта туда вообще нельзя попасть из-за «распуты» (ледостава) на реках Мезень и Мезенская Пижма, на стрелке которых и расположена деревня. Но и в остальное время года Родома отделена от районного центра 200 километрами грунтовой дороги, переправой через Мезень и понтонным мостом (всё платное). В саму деревню в период навигации на наземном транспорте попасть вообще нельзя, поскольку парома никакого нет.

Поэтому люди оставляют машину на той стороне и переправляются на лодках. При этом Родома выглядит чуть ли не наименее «съёжившейся» из всех посещённых деревень. Таким образом, можно заключить, что влияние изоляции следует рассматривать не во всероссийском, а в местном контексте, сравнивая изолированные деревни лишь с другими деревнями этого или, максимум, соседних районов. 
На Мезени по-прежнему очень много лошадей. В Родоме они и вовсе есть практически в каждом дворе («А как же в деревне без лошади?»). Это совершенно не характерно для других регионов в европейской части России (к примеру, даже на юго-западе Архангельской области лошадей практически нет). Наличие лошадей и крупного рогатого скота влияет на облик деревень и их окрестностей. С реки хорошо видны обширные аккуратные покосы, которые в других местах уже давно поросли бурьяном, кустарником или даже лесом. Это сильно влияет на визуальное восприятие деревни, оставляя гораздо более жилое впечатление. 

Практически у каждой мезенской семьи по берегам рек есть одна или несколько охотничьих избушек, зачастую срубленных просто в полюбившемся месте и никак не оформленных. Избушки принято всегда держать открытыми, чтобы любой путник мог там обсушиться, обогреться и заночевать. Этой возможностью мы пользовались многократно. Обязательно есть печь, дрова, спички, а иногда и запас продуктов. Надо сказать, что мы встречали и закрытые избушки, что, возможно, связано с наличием в них ценных вещей.

Местные жители признали, что это явление совершенно новое. При этом в одной из открытых и прекрасно обустроенных изб мы обнаружили новенькие лодочный мотор и бензогенератор, которые хозяин не счёл нужным запирать. В целом уровень доверия в мезенских сообществах по-прежнему довольно высок.

Общие выводы по отчётному периоду. 

Объём работ, запланированных на третий этап, можно признать выполненным. Более того, количество обследованных сообществ уже значительно превысило минимум, обозначенный в заявке.