Живем предрассудками. Один верит в Бога, другой голосует на выборах, третий не верит в Бога. Четвертый умирает на газовых полях Латакии под властью химеры служения России, а пятый всерьёз ходит в вуз, чтобы получить необходимые знания. Таких немного: пусть пятым будет преподаватель, всерьез считающий, что знания, которые он даёт студентам, будут востребованы. Часть преподавателей, кстати, дает нужные знания. Возможно, большинство преподавателей дают нужные знания: но и верит в служении России не большинство тех, кто гибнет на газовых полях.  

Человеку подчас на второй день учебы в вузе предлагают купить конспекты или заказать курсовую. Иногда человек зашивается со сроками на последнем курсе, иногда занят другими делами: завоёвывает любовь, учится зарабатывать. Как правило, человек (каждый второй, или двое из трех) знает, что работы по специальности не получит. Тратить время стоит на освоение дела и не стоит - на компетенции, которые не будут востребованы. Да, важна дисциплина ума, которая нарабатывается упорной учебной работой. Да, студент этого не понимает. Но нужны ли стране, обществу, государству массы людей с развитым мышлением? Здесь утыкаемся в вопрос о природе российского вуза как социального института.

Университет и сословие 

Когда речь заходит о профессиональном образовании, значение приобретает грамотная теория, которая опирается на эмпирику; и человек, живущий в эмпирике. Сочетание этих двух посылок видим в работе Р. Вахитова «Судьбы университета в России: имперский, советский и постсоветский раздаточный мультиинститут». 

Автор опирается на концепции сословного общества С. Кордонского и общества раздатка О. Бессоновой. Эти концепции накручиваются на действительность с тяжелым шорохом, однако разве действительность не проявляется набором шаблонов, тяжко рвущихся при попытке своего осознания? 

Согласно синтезу идей С. Кордонского и О. Бессоновой (каковой осуществлен в работе Вахитова), Россия представляет собой пространство, в котором господствуют не западные механизмы экономики и политики, движения денег, а институты сдачи и раздатка. 

Университет на Западе начинался тоже как институт раздатка. Однако на смену средневековому университету пришел университет гумбольдтовский, который принес полноценный обмен в вуз. Место теологии заняла философия как интеллектуальный и мировоззренческий центр научной жизни, а студент обменивал деньги и время на знание. Даже в процессуальных проявлениях западный университет стал формой обмена кредитов на знание, что в сочетании с особенностями западного общества привело к важности для студента знания, а не диплома. 

Попытка учреждения университета в России не удалась: лишь указ Елизаветы Петровны о включении лет учебы в стаж государственной службы позволил набрать студентов. Университет стал институтом подготовки чиновников. 

Как говорилось выше, на Западе философский факультет венчает структуру университета: в России же философские факультеты отменялись как минимум дважды. Российский студент выпускался коллежским регистратором или губернским секретарем, а его западный сверстник просто покидал альма-матер и получал звания и должности там, куда приходил служить. 

Свободный человек нечасто ходит в мундире: российские же студенты надевали форму и до конца жизни лишь меняли ее время от времени. Р. Вахитов полагает, что именно поэтому университет стал колыбелью революции. Ужесточение правил и требований в университете породило усиление среди студентов революционных настроений. Сама по себе партия как институт, ставший онтологически важным для северной Евразии, основами рождён в университете. Партия — это сплав российского университета и криминалитета.

Полный текст статьи здесь.